Стоя над пропастью между Украиной и Россией, между войной и миром, между детством и тем, что наступило потом, дети и подростки на Востоке Европы пытаются справиться со здешней жизнью, вынося ее на сцену.
Даниэль Шульц из Николаевки и Славянска
Театр против войны
(Перевод на русский язык Владимира Колязина и Андрея Баканова)
Морозным апрельским днем, в ста километрах за линией фронта, Виктория Городыньська рисует образ мужчины, который покорит ее сердце. Вырезает его силуэт из картона, с помощью клейкой ленты приделывает к нему белую пластиковую ручку. Городыньськой 13 лет, восьмой класс, ее рыжеватые волосы буквально светятся. Она расскажет историю о том, как ее бросил друг, потому что думает – она не на той стороне.
Этим утром в четверг ее, как обычно, будит звук вибрирующего мобильного телефона. Она лежит на красной кушетке в своей комнате. Со стены улыбкой смайлика ухмыляется сделанный из ткани цветок. Сегодня у нее встреча с немецким режиссером. На душе ее легко.
В школе они будут ставить пьесу. Речь пойдет о том, как Николаевку, ее родной город, сначала захватили сепаратисты, а потом отбила украинская армия. Пьеса должна продемонстрировать, как они преодолевают то, что случилось летом 2014 года. У них всего неделя, чтобы определиться, чего они хотят. От четверга до четверга, до спектакля. Неделя, чтобы придумать пьесу и отрепетировать ее.
Виктория (в классе ее называют Викой) расскажет историю о своей любви к России и к парню из одиннадцатого класса, который говорит, что он за русских. Это история браслета, который она сшила ему, браслета в бело-сине-красных цветах, цветах российского флага. Непростая история для этого города, который в течение нескольких месяцев был занят солдатами ДНР. Российскими солдатами, как говорят многие в Николаевке. Завтракает в светлой кухне в маленькой квартире, где она живет вместе с матерью. Снимает с крючка плотную синюю куртку (синий – ее любимый цвет, поскольку он успокаивает, и как она считает, идеально подходит к ее цвету лица, к ее волосам, и выходит из дома.
По правую руку от ее дома тянется целый ряд пятиэтажек, между ними видна узкая бетонка. На зеленой лужайке между домами ржавеют стойки для белья и гимнастические стенки. Когда на них попадает солнце, они все еще отсвечивают зеленым, желтым и синим. Свою школу Виктория может видеть из дверей своего дома, она там, за деревьями. Здание школы построено из такого же бело-серого камня, как и ее и многие другие дома в Николаевке. Они выглядят так, будто кто-то вывернул наизнанку ванную комнату, кафелем наружу.
До войны в школе № 3 училось 330 школьников, после войны их осталось 260. Виктории нужна всего одна минута, чтобы дойти до школы. Идет, распрямив спину. Серьезная девушка, она редко улыбается, а если все-таки это делает, то улыбка исчезает, не успев от губ добежать до глаз.
Трое суток, с 3 до 5 июля, украинская армия сражалась, чтобы отбить город у сепаратистов. По официальным данным, при этом погибло 20 человек, но в городе поговаривают о числе жертв, вдвое превышающем эту цифру. Одни говорят, что в школу попала авиационная бомба, другие – что это был артиллерийский снаряд сепаратистов. В городской управе утверждают, что школа подверглась ракетному обстрелу – с точностью никто не знает, ведь тыл войны -царство слухов и предположений. Во всяком случае, в николаевскую школу что-то попало. На фотографиях можно увидеть, как взрывная волна выдавила все оконные стекла из рам. Обрушившиеся стены, дыры в крыше, будто в нее вцепились огромные когтистые лапы.
Учительницы – женщины в серых костюмах, губы аккуратно накрашены ярко-красной помадой, походка строгая. Директриса – королева среди королев. Все они говорят, что рыдали, увидев школу после атаки. Сегодня о брешах и разломах можно скорее догадываться, между некоторыми подоконниками и облупившимся камнем все еще висит уплотнительная пена. Новые двери из светлого дерева кажутся кричащими и чужими в старых стенах, словно они ведут в какой-то иной мир по ту сторону этой действительности. Школу подлатали.
«Война – это испытание», – говорит Виктория Городыньська. – «У одних она выявляет доброе, у других – плохое». Людей невозможно подлатать.
Или?
Георг Жено говорит, что пытается сделать именно это. Немецкий режиссер, которому 38 лет и который учился в России, уже 18 лет работает в Восточной Европе. По его мнению, театр имеет возможность оказывать помощь даже в таких конфликтных регионах, «ремонтировать» души или, по крайней мере, рассказывать истории. Поэтому он и пришел в школу № 3. «Боль от этого никогда не проходит, – говорит он, – но люди когда-нибудь смогут научиться справляться со своими переживаниями». С войной.
Жено представляет здесь театральный коллектив «Новый Донбасс», киевлян из мира искусства. В августе они помогали восстанавливать школу и с тех пор приезжают снова и снова, без вознаграждения. 30 тысяч евро на восстановление предоставила одна инвестиционная фирма.
На ногах у Виктории черные кеды на толстой белой подошве. Они берегут от холода, сквозящего с пола, иначе уже через несколько минут он проник бы в ступни, добрался бы до рук, которые как минимум через два часа начали бы дрожать. В ближайшие дни потеплеет не более чем до 14 градусов. В школе говорят, что отопительный сезон кончится 15-го апреля – у государства не хватает денег. Виктория сидит рядом с Георгом Жено в небольшом помещении с высокими потолками на третьем этаже. Сняв синюю куртку, осталась в зеленом пуловере с золотыми звездами. За тремя столами тринадцать школьников. Три недели они будут здесь репетировать. Затем, в последний день, премьера.
Они репетируют на границе. На линии между территорией, фактически контролируемой Украиной, и той частью, которая относится к ней теперь только на официальных картах. Поезд Интерсити от вокзала в Славянске, следующий из Киева, проходит дальше только на 50 километров, там – конечная станция. Раньше маршрут пролегал до самого Донецка, но теперь где-то здесь граница, линия прекращения огня, линия фронта. Между Украиной и ДНР. Между войной и миром. А для них всех еще и: между детством и тем, что наступает потом.
Георг Жено занимается документальным театром уже много лет. Школьники должны поведать о том, что они пережили. На войне. В жизни по ту сторону войны. Катерына Завьялова (ее называют Катей) учится в десятом классе, ей 16 лет. Когда ей было девять, в подвале своего дома она обнаружила бомжа и кормила его супом со своей кукольной посуды. Это ее первая история. Вторая – история птички на серебряной цепочке. Подарка хорошего друга, который сказал, отныне они навсегда вместе. Он пошел служить в украинскую армию и погиб на войне. Анатолию Скаткову из девятого класса 15 лет. Когда бои в Николаевке обострились, его семья собралась бежать. Он рассказывает, как искал теннисный мяч и не нашел его, как остался без отца (отец – сварщик местной электростанции; «Пойми, – сказал он, – я не могу рисковать работой, и кто-то же должен остаться дома и ухаживать за бабушкой и дедушкой». Они рассказывают свои истории, взяв с собой из дома дорогие для них предметы. Катя взяла с собой цепочку. Анатолий сжимает в руке свой теннисный мяч. Виктория хочет поведать о своем браслете.
Название пьесы – «Моя Николаевка».
Что такое Николаевка? Это семь дымовых труб, возвышающихся над городом, семь высоких каменных колонн, в любое время окутанных дымом. Без электростанции, производившей электроэнергию для соседнего Славянска, не было бы и Николаевки. Директор электростанции, как шепотом говорят одни, был настоящим хозяином города, тогда как другие громко хохочут, когда слышат что-то подобное. У кого в Николаевке есть работа, тот находится в основном под завесой дымовых труб. Подобно каменной латке, город расположился между холмами и искусственными озерами. Если отъехать от Славянска каких-то 16 километров на автомашине, у въезда в город первым делом можно увидеть жилой дом, который какая-то адская сила разорвала пополам, разделив комнаты и коридоры. Высоко наверху шкафы нависают над провалами, которые раньше были кухнями, в некоторых из них все еще сохранились тарелки. Слева по-прежнему живут люди, справа тоже. У них нет другого места.
«Моя Николаевка» – незамысловатое название. Теперь это место должно принадлежать Виктории Городыньськой и другим.
Пока же большей частью оно принадлежит Георгу Жено. Его рост – один метр восемьдесят четыре, вес – 102 килограмма, круглое лицо обрамляет борода. Он стоит всегда, широко расставив ноги, как борец. Если кто-то говорит слишком много, повышает несколько глуховатый голос: «Слушайте!». Когда считает, что действие должно развиваться быстрее, кричит: «Айде!», как принято в Болгарии, где он руководит театром, пока еще – летом он отправится в Киев, чтобы основать там новый.
«Самое главное для меня в Николаевке – люди, – говорит Жено, – «они должны получить здесь право голоса и – поскольку пьеса имеет общественный смысл -, помещение, безопасное, насколько это возможно». Он опекает добровольных помощниц, трех девушек-киевлянок, приехавших вместе с ним. Даже в супермаркет за углом разрешает им ходить только вдвоем. «Ведь это все еще зона войны, в городе не всем нравится то, что мы здесь», – говорит он.
Николаевка расколота. Вместе с тем, люди, которые хотели бы видеть свой город в руках сепаратистов, уже не заявляют о себе слишком громко. До того, как пришла украинская армия, им говорили, что «киевские фашисты» будут распинать младенцев на деревьях. Этого не случилось, но недоверие сохраняется: не станет ли украинская армия мстить за то, что некоторые жители поддерживали другую сторону?
А может быть, сепаратисты вернутся? В последнюю неделю апреля Александр Захарченко, лидер «ДНР», заявил журналу «Шпигель», что претендует на всю территорию бывшей Донецкой области. Николаевка тоже относится сюда. Ее, мол, хотят вернуть. Мирно. По возможности. Год назад весь мир или, по крайней мере, большая, чем сегодня, его часть смотрели в сторону Славянска. Сепаратисты заняли этот регион. В первые дни мая украинская армия начала наступление. Из Николаевки многие бежали, прежде всего, женщины и дети (в том числе Виктория Городыньська), на 300 километров на юг, к Азовскому морю. Они нашли убежище в летнем лагере. Другие остались. Под зданием школы № 3 есть котельная. Более ста человек из близлежащих домов прятались там и спали на матрацах.
В Николаевке сейчас задаются вопросом, не случится ли подобное вновь. Не придется ли людям снова делать выбор, на чьей они стороне. А есть ли правильная сторона?
«Я не знаю», – отвечает Иван Шило (его называют Ваней). Ему 16 лет, учится в 10-м классе. Высокий, неловкий парень, который ходит, как уставший аист, большими, медленными шагами. В спектакле он рассказывает о том, как играет со своей двухлетней сестренкой. Говорит, что не пьет. Много читает. Часто поднимается на холмы над Николаевкой. Внизу – прямоугольники белого цвета, красные квадраты, размытый серый цвет облицовки. Отсюда сверху Николаевка прекрасна. Ботинки Ивана скользкие от грязи, дорога ведет по слякотным тропинкам, мимо маленьких садовых домиков из гофрированной листовой стали, из подпорченного непогодой дерева. Над всем этим высится одинокая береза, сверкающая своей белизной на фоне бурой земли и леса. Шило обнаружил ее, когда ему было двенадцать лет, он любит приходить сюда, когда у него неприятности с его строгими родителями. «Они меня любят, но иногда мне сначала нужно это понять», – говорит он. Потом он забирается на дерево и смотрит в небо.
Есть ли в этой войне правильная сторона, Иван? «Не знаю». Но разве ты не на чьей-то стороне? «Не знаю». Сейчас пишется история, и когда-нибудь станет ясно, кто был на правильной стороне. Ему хотелось бы поехать в Крым, говорит Иван Шило. Автостопом вместе с другом. Однажды они уже ездили на мотороллере, но не слишком далеко. Родители! Путешествие – это одна из возможностей справиться с войной. Путешествие в белый свет, который там, вне этого мира. В глубь собственной души.
«Иван, кто виноват в войне?»
Вот он, этот особенный момент, когда все тело напрягается, голос, обычно нетвердый, то ли детский, то ли мужской, становится крепче; движениями рук в черных перчатках в воздухе Иван изображает страну, которая тут же разваливается. После распада Советского Союза, как он считает, правительства его бывших республик не сумели построить сильные государства. «На протяжении более чем двадцати лет. Неудивительно, что позднее это оказалось так просто – разъять Украину на части».
Взрослые оказались не в состоянии защитить страну. Его. Эта слабина может вызывать только злобу. Боится ли он, что война вернется? «Я не боюсь, – говорит Иван, – когда здесь полетели первые снаряды, я сидел во дворе нашего дома и совсем ничего не чувствовал». – «А родители не звали тебя в дом?» – «Так ведь взрывы, фронт, все это было еще очень далеко».
Фронт с танками, пушками, пусковыми установками. Сейчас его не увидишь из Николаевки. Однако он здесь, он разделяет семьи, друзей.
Виктория плачет. Она хочет сдержать слезы, трет глаза, прикрывает руками рот, когда говорит. Сквозь сомкнутые пальцы пробиваются немногие фразы. Снова и снова говорит одно и то же: «Не хочу надевать эту штуку». За столом напротив сидит Георг Жено, слева от нее – Наташа Ворожбит, киевский драматург. На дворе суббота, 15.30. Второй день репетиций. Отдельные школьницы приходят на индивидуальные репетиции. Жено и Ворожбит хотят обсудить, как им лучше выстроить монологи. Катерына обещает принести тарелку из своего кукольного сервиза, чтобы проиллюстрировать рассказ о том, как она кормила бомжа.
И вдруг Виктория заявляет, что больше не хочет носить браслет цветов российского флага. «Почему, Виктория?» – спрашивает Георг. «Потому что здесь мы в Украине, а это российский флаг». «Не понимаю», – говорит Жено. Ведь когда он приезжал в последний раз, она сама принесла этот браслет. Что, она внезапно стала бояться носить российский флаг? Бояться выразить свое мнение? Жено колеблется, и внезапно сам начинает вести рассказ, все более и более длинными фразами. О том, что он шестнадцать лет прожил в Москве, что он любит Россию, но ненавидит то, во что Кремль превратил страну. Как от него отвернулся хороший друг, поскольку не принял его ангажемента за Украину. Поэтому они делают здесь театр, ведь важно касаться подобных вещей, говорить о них. В разговор вступает Наташа Ворожбит. Когда она впервые увидела российский браслет, то почувствовала себя уязвленной. Она тоже носит украшение на шее, украинский герб на цепочке. У нее нет сомнений, что Россия напала на ее страну. Однако они приехали сюда не для того, чтобы закрасить все цветами украинского флага. Она не хочет, чтобы из-под ее пера вышла пьеса, герои которой делали бы вид, будто все хорошо. Ей не хочется видеть браслет, но она должна. Теперь плачет и она.
У пришельцев со столицы со школой уговор: все будут говорить то, что думают. Зачастую это трудно. «Виктория, а что ты думаешь?» – спрашивает Жено. И тогда она рассказывает о том, как друг поссорился с ней из-за того, что она водится с людьми из Киева. «Ты с нами или с ними?» Он бросил ее, потому что она выбрала не ту сторону. Он хочет окончить школу, а потом отправиться в Донецк и сражаться на стороне сепаратистов. «Все, что связано с Россией, напоминает мне об этом человеке», – говорит Виктория. В груди у нее иногда покалывает, у нее врожденный порок сердца. Чего не говорит, но что все видят, – у нее новый друг. Тоже из одиннадцатого класса, после окончания школы собирается в Киев. Она не знает, какое будущее ждет их отношения. От этого на сердце не легче.
Они договариваются, что Виктория до окончания спектакля оставит браслет в школе. Свою историю она изменит. Как-нибудь. Теперь она смеется. «Виктория, как тебе удается справляться с войной?» – «Взрослым это труднее, чем нам, тинэйджерам, потому что в нашей жизни все время что-то происходит, мы куда-то движемся», – говорит она. Взрослые же, в отличие от нас, уже приехали, уже чего-то достигли и боятся это потерять. «После того, как начались бои, взрослые движутся по кругу».
«Но ты ведь в результате войны еще и друзей потеряла?» – «Кое-кого». Например, Сашу- после разрыва они больше не разговаривают. Саша – собственно, Александр Бабаков, 10-й класс, 16 лет. Он тоже играет в спектакле, рассказывает историю о любви, принесшей разочарования, о том, как он начал употреблять наркотики и торговать ими. На листе плотной бумаги записаны пять главных пунктов, которые должны помочь ему вспомнить свой монолог. Одна из позиций: «Как я стал наглецом».
«Как ты стал наглецом, Саша?» – Он рассказывает о первой любви в двенадцать лет, во время каникул. Потрясением для него стало то, что все так быстро закончилось. С двумя другими девчонками случилось то же самое. А потом – сигареты, алкоголь, марихуана, таблетки. У него ухмылка, которую можно описать только одним хорошим английским словом – to smirk (самодовольная ухмылка). Правый угол рта искривляется, образуя гангстерскую усмешку. В его цинизм, в то, что он может «наколоть», можно было бы поверить, если бы он не был более вежливым, предупредительным, чем остальные. Когда кому-то из киевлянок требуется свет, подает его Саша. Придержать дверь, перенести стулья – все это делает он. Саша Бабаков торговал марихуаной. Осенью и зимой прошлого года он дважды попался, один раз его задержала милиция, а другой – скорее всего, Национальная гвардия. Точно он не знает: лица в масках, странная форма. Недалеко от дома, в котором он разложил травку для просушки, они искали мины. Он вспоминает странные игры людей в камуфляже: ты ведь хороший парень, хочешь подержать гранату? А винтовку? «Я просто испугался», – говорит Саша. Во рту у него пересохло. Он хорошо помнит, как его били милиционеры, удар в живот, от которого он свалился в участке. Тогда ему было пятнадцать лет. Мать рыдала, он пообещал покончить с наркотиками. По его словам, он держит слово.
Спортплощадка в Николаевке – зеленый островок на окраине города, окаймленный земляным валом, поросшим травой. Слева и справа кирпичные скамьи для зрителей. «Там я отмечал свой день рождения», – говорит Саша и показывает влево. «А там, на трибуне я часто пил».
Осколки зеленого, белого, коричневого стекла на земле. «Он любит ее, она любит его» – надписи, выцарапанные на стенах, или написанные маркерами. Два раза встречается «ДНР». Сашин отец воюет там, в Донецке. Иногда он звонит матери. «Он звонит, когда я что-то натворю, – говорит Саша, – когда случаются неприятности с милицией. «Тебе его не хватает?» – «Больше всего я хотел бы быть рядом с ним. Но мне туда нельзя». «Другими словами, ты хочешь воевать за ДНР»? – «Нет. Я просто хочу быть вместе с отцом. Он единственный, кто снова сможет сделать из меня человека. Единственный авторитет, который я приемлю». Это желание записано и на его листке. Последний пункт: «Хочу жить так же, как и раньше».
Они решают, что игровое пространство должно быть темным. Дневной свет они перекрывают с помощью черных пластиковых пакетов, наклеивая их один на другой. Полоса за полосой. Рассказывая свои истории, школьники будут светить друг на друга фонариками. Жено рисует план, кто кого должен освещать. Саша – Катю, Саша – Анатолия. Виктория расскажет историю своего разрыва в стиле театра теней. Саша и Иван будут сидеть на двух подоконниках сзади. Один справа, другой – слева.
В понедельник Иван светит своим фонариком в лицо Саше. Саша недовольно ворчит. Потом светит в ответ. Во вторник Саша вновь заговорил с Викторией.
Днем в среду Георг Жено в полумраке театрального зала, держа два фонарика, словно револьверы, смотрит, в какой последовательности в финале спектакля освещать принадлежащие детям предметы. Они развешаны на стенах повсюду в зале. Наташа Ворожбит, автор сценария, записывает на магнитофон реплики, по одной от каждого участника, которые будут звучать в конце. Снова и снова они произносят их в микрофон.
Саша Бабаков: «Когда я был подростком, я разрывался от тоски». Иван Шило: «Я хотел бы изменить мир». Виктория Городыньська: «Политика меня не интересует, я выбираю людей».
Утром в четверг Виктория снова пойдет в школу. На завтрак – темный сыр с белым хлебом. Она склеивает фотокарточку своего бывшего друга.
В 10 часов 16 минут все собираются в зале. Последняя техническая репетиция. «Проверьте свои фонарики», – говорит Жено. В 11 часов 31 минуту в небольшом помещении школы № 3 в Николаевке гаснет свет.Репортаж Даниэля Шульца. Даниэль Шульц, 35 лет, корреспондент газеты «taz am wochenende».
Он был удивлен, сколь часто по украинскому радио передают «Раммштайн». Украина. Смех дорого ценится. В то время как чуть ли не в сотне километров летают ракеты, школьники из города поблизости от Славянска пытаются осмыслить свои травмы – с помощью театра.
Средняя заработная плата в Украине составляет сегодня 152 евро. Учительница Ольга Геннадиевна в Николаевке получает 130 евро. Литр бензина в Николаевке до войны стоил 78 центов. Во время боевых действий он подорожал до около 1,20 евро. Сейчас он стоит 86 центов.
Врезка на стр. 19. 5 х 6 метров – размер подвала в Николаевке, где учительница Ольга Геннадиевна с семьей пересидели бои в июле 2014 года.
9 500 домов были разрушены во время войны. 150 тысяч человек в Донбассе лишены воды, электричества и газа.
Подписи к фотографиям на стр. 19:
Виктория Городынська, 8-й класс: война – это испытание
Александр Бабаков, 10-й класс: когда я был подростком, я разрывался от тоски
Алина Коберник, 10-й класс: она фотографирует Николаевку и мечтает о Париже
Анатолий Скатков, 9-й класс: они бежали, его отец остался дома
Летом 2014 года более ста человек прятались в подвале школы № 315 474 человек по официальным данным получили ранения в ходе войны на Украине, 6 116 человек погибли – по минимальным оценкам.
Пианино в школе № 3 в Николаевке. С начала боев летом 2014 года оно расстроено.
